МОСКВА, 2 июл — РИА Новости. Генпрокуратура РФ, проводившая по запросу депутата Госдумы Андрея Лугового проверку "Яндекса", пришла к заключению, что крупнейший российский интернет-поисковик соответствует законодательству — ему не нужно регистрироваться как СМИ, со ссылкой на источник, близкий к администрации президента.
В середине мая стало известно, что депутат от ЛДПР Андрей Луговой обратился к генпрокурору Юрию Чайке с просьбой проверить деятельность компании "Яндекс": по мнению депутата, компания, публикуя материалы новостного и аналитического содержания, должна соблюдать правила, установленные для СМИ.
"История закрыта, прокуратура дала ответ на поступившее ей ранее письмо, в котором констатирует, что деятельность "Яндекса" полностью соответствует законодательству",- сообщает газета со ссылкой на источник.
"Яндекс" — российская международная ИТ-компания, владеющая одноименной системой поиска в сети и интернет-порталом. Поисковая система "Яндекс" является одной из крупнейших в мире по количеству обработанных запросов.
На медиафоруме ОНФ 24 апреля президент РФ Владимир Путин, отвечая на вопрос блогера о "двойственности" "Яндекса" (поисковик или СМИ), сказал, что с "Яндексом" "не так всё просто". Путин тогда отметил, что вопрос о том, что именно признавать СМИ, в правительстве и в администрации президента обсуждается, в том числе и с общественностью.
Компания, со своей стороны, заявляла, что на главной странице "Яндекса" показываются заголовки только из самых авторитетных СМИ, имеющих российскую лицензию.
Я стою на причале Енисея-реки,
О круизном начале
известили гудки.
Словно мощная птица -
белоснежный корабль.
Солнце в водах резвится,
а река зовёт вдаль:
Берега где на диво
и широкий простор,
Где пороги шумливо
свой "ведут разговор".
Вышло время стоянки,
убран трап. Над рекой
Зазвучал марш "Славянки"
над притихшей толпой.
Впереди много милей,
пожелаем стократ
Им "Семь футов под килем",
возвращенья назад.
Ночь... Рукопись и свет настольной лампы...
Потоком мыслей дерзостных влеком,
в глухой тиши, богам почти что равный,
я оживляю образы пером...
Мои герои, двигаясь бесшумно,
подходят заглянуть через плечо,
узнать, как изменились круто судьбы,
и чей настал черёд уйти в Ничто...
Ночь... Рукопись и свет настольной лампы...
Я тщусь продлить над образами власть...
А там, вверху, при свете звёздной рампы,
Творец Театра посмеется всласть.
* * *
В заброшенном саду, залитом лунным светом,
кустарники стоят в мерцающих цветах,
витает запах роз там, в сумраке нагретом,
и лёгок ветерок в клонящихся ветвях...
В заброшенном саду, заросшею тропинкой,
задумчиво брожу средь старых, добрых лип,
сама себе кажусь ничтожною пылинкой –
так звёздный небосвод тревожаще велик.
В заброшенном саду приходит озаренье.
Несу себя легко. Мне страшно утерять
рождающихся строк чуть слышимое пенье,
и трепет хрупких слов, чтоб чувства передать.
В заброшенном саду становится все тише,
умолкли крики птиц, а воздух слишком свеж...
Но, уходя, стихи, (дарованные свыше?),
я захвачу с собой, и донесу до всех.
* * *
Скорей бы ночь! В ночи воспоминанья,
Вдруг оживая, вновь к себе манят.
Днём по-другому. Днём – иная я.
Ночь открывает тайны подсознанья.
Одна в тиши, в спокойствии молчанья,
Я становлюсь собой, стихотворя,
Позабывая все невзгоды дня.
И на душе легко и беспечально.
Мой верный друг, бумаги белый лист
(По-детски любознателен и чист),
Шуршит нетерпеливо в ожиданье.
Схватив перо, как живописец кисть,
Решаюсь подарить сонету жизнь.
Я слышу ночь... Грядущих слов звучанье.
* * *
Хороводится, как водится,
вьюга,
застя окоём...
Полюбилась мне бессонница –
время
думать о своём.
Отдалённый голос звонницы
зазвучит
на пять октав,
позабытое припомнится –
донесу,
не расплескав.
Отточив слова, чтоб врезались
в равнодушные
сердца,
выверну изнанкой дерзко я
жизнь –
до донца. До конца.
* * *
Ночь. Тревожит каждый шорох...
Что таится в складках шторы?
Кто шуршит за книжной полкой?
Дышит кто за дверью тонкой?
Отчего так сердце бьётся,
будто птица в клетке рвётся
на свободу, к небосводу,
в высь, невиданную сроду?
За окном мороз всё крепче,
ветер деревце калечит,
а метелью неуёмной
заметает дворик тёмный...
Охватила плечи туго,
усмирила дрожь с натугой.
Слышу – воздух полон слов,
музыкой иных миров.
Торопясь привлечь, приветить,
мысленно бросаю сети,
как заправский рыболов...
Незавиден мой улов.
* * *
Я пресекаю лень свою сурово,
но отчего так часто не готова
услышать голос, шепчущий в ночи,
и отчего, взыскуя снова, снова,
я мучаюсь от пустоты улова,
не находя единственного слова,
что, наконец, без фальши прозвучит?
* * *
Стихи мои всегда из музыки
и чуточку – из тишины,
той, что таясь в вечернем сумраке,
ждёт появления луны.
Едва гармония нарушена –
пронзает боль, острей ножа...
Стихи мои – моя отдушина,
а, может, попросту – душа.
* * *
Больше стало тишины,
нет в душе огня, как прежде,
всё мрачней мои одежды
и всё призрачней надежда
на пришествие весны...
Злей, бесчувственнее ночь,
гонит Музу чем попало,
будто нищенку с вокзала,
здесь слезами не помочь...
Неужели всё сказала?
* * *
Исчезнет музыка. Ни звука...
Как будто враз лишилась слуха.
Ты поспешишь за ней туда,
где стынет тёмная вода
реки медлительной, где споро
снуёт челнок, что без обола
подхватит, понесёт волна –
и грешная душа – вольна...
Но берега ещё туманны,
и ты всё ждёшь небесной манны,
и тень твоя ещё длинна...
Пока души сокрыты раны,
не время для видений странных,
пусть музыка едва слышна.
МОСКВА, 2 июл — РИА Новости. Полиция Гонконга задержала 511 участников демонстрации за демократизацию выборов в регионе, сообщает в среду агентство .
Ранее агентство .
В шествии, согласно данным его организаторов, приняли участие более 510 тысяч человек. Полиция приводит более скромные цифры — 98,6 тысячи.
В полиции заявили, что протестующие организовали сидячую забастовку. Полицейские сообщили, что демонстранты были арестованы за несанкционированное собрание и за то, что они препятствовали работе служителей порядка.
В 1848 году Гонконг был захвачен Великобританией и оставался долгое время британской колонией, пока в 1997 году Пекин не вернул себе регион, провозгласив принцип "Одна страна — две системы", по которому Гонконгу была предоставлена широкая автономия. Однако спустя 17 лет в Гонконге находится немало недовольных пребыванием региона в составе Китая.
Организаторы демонстрации заявили, что в ней участвовали 510 тысяч человек и подчеркнули, что шествие протеста в этом году стало самым масштабным с 1997 года. По данным полиции, в митинге приняли участие 98,6 тысячи человек. Исследователи Гонконгского университета оценивают количество участников от 154 тысяч до 172000.
Как заявил один из организаторов шествия Джонсон Юнг (Johnson Yeung), активисты вновь выйдут на улицы, если КНР не ответит на требования жителей Гонконга о проведении прямых всеобщих выборов в 2017 году.
Мой отец никогда не занимался моим воспитанием.
По-моему он даже не знал, в каком классе я учусь.
И всё же, если я чему-то в жизни научился и что-то понял, то это, безусловно, благодаря моему отцу, фронтовику-инвалиду.
В нашем послевоенном дворе стояло пять каменных корпусов с двадцатью комнатами в каждом, где жили семьи рабочих кораблестроительного завода.
В каждой комнате была печь, которая зимой согревала и была местом для приготовления еды.
Зимой печь была центром жизни любой семьи.
К осени рабочим на заводе выдавали талоны на уголь за небольшую плату,
а подвозка и погрузка уже было делом самих потребителей.
Но, как и всё у нас в стране, реализация своих законных прав и была основной головной болью советского человека.
Люди ночевали на угольном складе неделями, ожидая, когда прибудет, обещанный начальством, вагон с углём, который, почему-то, все с уважением называли «пульман».
Вначале нужно было захватить одну из выделенных машин, которых, конечно же, на всех не хватало.
Потом нужно было договориться со звеном женщин-грузчиц, которые огромными лопатами грузили этот уголь в самосвалы.
У отца на такие подвиги не хватало ни нервов, ни здоровья, поэтому углём всегда занималась мама, что было для неё поводом рассказывать знакомым всю зиму о совершённых ею подвигах.
Может быть её подвиги были бы ещё более драматичными и героическими, если бы не наша соседка Люба, которая работала грузчицей на этом самом складе.
Люба была тридцатилетняя русоволосая женщина с изуродованными войной руками и добрым, молчаливым характером.
Всю войну она проработала прачкой у самой передовой.
С войны она привезла изуродованные спец. мылом руки, дочку Тасю и медаль «За боевые заслуги», которыми, по рассказам знающих людей, распорядился наградить всех вольнонаёмных прачек сам Сталин.
По словам соседок, кто Тасин отец, Люба не знала, потому что «жалела» многих солдат, которые уходили на смерть.
Всех их ей было жалко, о чём она рассказывала соседкам, когда ей случалось, по простоте душевной, с ними иногда откровенничать.
Хотя грузчицам необходимо было приплачивать за их каторжный труд, с жильцов нашего коридора денег Люба никогда не брала.
А если её товарки возмущались и уходили, то она грузила сама, но платить никому из соседей не позволяла.
Поскольку Любина работа зависела от поступления вагонов, она могла по нескольку дней не появляться дома, оставляя восьмилетнюю дочку Тасю одну на хозяйстве.
Весь коридор пытался ей помогать и подкармливать, но заменить родную мать было непросто.
Ближе к смерти Сталина Люба привела в дом мужа по имени Антон.
Антон был невысокого роста невыразительный очкарик.
Но мужик он был положительный, и весь двор радовался за Любу.
В те годы поводов для веселья у населения было немного, а потому каждую субботу, вечером посреди коридора устанавливались столы, табуретки с досками между ними, выносилась из каждой квартиры нехитрая еда, какие-то вина и наливки (водки я никогда не видел).
После выпивки и закусок народ начинал петь советские песни из тех, что мы часто слышали по радио.
Люба никогда не подпевала.
Она сидела молча в сторонке и радовалась за общее веселье и хорошее настроение у людей, но сама как-то стеснялась радоваться со всеми.
Её Антон же напротив.
По жизни молчаливый и застенчивый, он, буквально после стакана вина, становился необычайно разговорчивым и приставучим.
Даже нахальным, если не подбирать более точных слов.
Когда за столом уставали петь, мой отец выносил патефон, который в коридоре был только у нас, и веселье продолжалось под немногочисленные мелодии и песни, которые были у отца на пластинках.
Где-то году в 53-м вышла кинокомедия «Свадьба с приданным», где было много замечательных песен.
Отцу привезли из Одессы пластинку, с этими песнями.
Когда доходила иголка до песни «На крылечке твоём, каждый вечер вдвоём…», Люба замирала, и ,казалось, для неё больше ничего не существовало на свете, кроме этой песни.
Слушать она могла её бесконечно, забывая обо всём.
Однажды, подвыпивший Антон, пытаясь привлечь её внимание, полез выключать патефон и, отталкивая жену, разбил пластинку вдребезги.
О том, чтобы купить её снова в магазине не могло быть и речи.
Люба молча встала из-за стола и ушла в свою комнату.
Антон продолжал выступать, как это обычно у него случалось после выпивки.
Потом все увидели Любу, которая вынесла из комнаты Антона чемодан и отнесла его к самому выходу из коридора.
Больше Антона мы никогда не видели, а Люба стала ещё более замкнутой и печальной.
А вскоре Люба с дочкой уехала жить в соседнюю деревню к родне.
Она плакала, прощаясь с соседями, но все понимали, что уезжает она ради дочери, чтобы та была, ближе к родственникам и под присмотром.
Мы часто вспоминали Любу, особенно, когда подходила зима и требовался уголь.
Однажды к нам на новом горбатом «Москвиче» приехал из Одессы мамин брат дядя Саша.
Дядя Саша провоевал всю войну, имел много наград и даже благодарственное письмо от самого Сталина.
Это был самый любимый наш родственник.
Они просидели за столом с папой весь вечер, а наутро уложили в багажник вещи и мы втроём поехали к Любе в деревню.
За два года, что мы не виделись, Люба вышла замуж и была довольна своей жизнью.
Работала она дояркой в колхозе.
На столе появились мочёные красные помидоры, сметана в большой миске и большой каравай крестьянского хлеба.
После того, как Любин муж разлил по стопкам самогон, отец вышел к машине и занёс в дом наш патефон, который он привёз в подарок Любе.
Накрутив пружину, папа поставил иголку на пластинку, и на весь дом полилась Любина любимая мелодия «На крылечке твоём…..»
Люба сидела и плакала от счастья, как она потом сказала.
Когда мы прощались, папа взял Любину руку, которую она всегда прятала под фартуком и поцеловал.
Рука была вся в шрамах и красных пятнах.
Не было половины ногтей.
Люба обнимала нас всех и говорила, что теперь она по-настоящему счастлива.
В машине мы ехали молча.
И только подъезжая к городу, папа повернулся ко мне и серьёзно сказал:
-Я хочу, чтобы ты понял, что на таких, как Люба, держится Земля.
А, если ты этого не поймёшь, то мы с мамой зря тебя растили.
Прошло, наверное, лет двадцать, когда к отцу в больницу приехала знаменитая на всю Украину доярка, депутат областного совета, кавалер ордена «Трудового Красного знамени» Любовь Савельевна Дорошенко.
Папа давно и тяжело болел.
Люба привезла ему из Москвы подарок, портативный магнитофон «Легенда» которые тогда появились в продаже.
Она включила его, и оттуда послышалась давно забытая песня «На крылечке твоём…»
Конечно же, все в палате знали эту песню, но появились уже другие хорошие песни, и о ней потихоньку стали забывать.
Но вот мелодия заполнила собой всё пространство и каждый, наверное, вспомнил, что-то своё из тех счастливых и тяжёлых послевоенных лет, которые каждый пережил по-своему.
И никто не стеснялся своих слёз.
То красавица, то уродина, -
мать мне, мачеха - кто ты, Родина?
Славясь кротостью голубиною,
чернозёмною жмёшь судьбиною,
вверив ниву (сучу ногами я:
с жизнью странная моногамия).
Будней горьких кормя отбросами, -
манишь вдруг луговыми росами,
постращаешь зарниц отсветами -
очаруешь небес рассветами
да стихов надоишь из вымя рек
анонимной рукой, без имярек.
И дождями, тоской сквозимыми,
разопнёшь мою душу зимами -
под гвоздями с креста заною ли:
"Воскреси как Христа, весною, бли-и-ин..."?
- Ночи страстные очи чёрные
нам навеют сны золочёные,
но мучения ждут кессонные
возвращенья из бездны сонные:
обложили дни ложью-ватою
(что ж, - мы сами в том виноватые...), -
тянем к солнышку доль подсолнухи,
слыша: "Скоро - под нож вас, олухи!"...
Почему такая статистика не ведётся?
Сколько детей на Украине погибло-
Никогда светлый лучик солнца
Не пробьётся
В маленькую могилу.
Никогда не играть им в песочнице,
Маме радостно улыбаясь-
Взрывом "Града" подброшенный
(Зданье садика в крошево)*
Мальчик в небо взлетел, на куски разрываясь.
Иль "бандера" из автомата:-
"Папы в опольченье, ребята?"-
Очередь разрядил в детское тельце-**
Известное
Бандеровцев зверство.
Умные: тёти, дяди из ОБСЕ, солидные-
Почему вам всё это не видно
Или:- "Славяне! Тогда до лампочки,
Пустяки, что не пляшут
От зеркАлец на стенках зайчики."
Заведите статистику
(Споро, быстренько)-
Займитесь этим, не просим, требуем (а мы с норовом)-
Посчитать, сколько детских жизней оборвано
(Не побегут по дорожкам ножки проворно).
P.S.
Страшный, кровавый оскал войны!
Смерти детские должны быть отомщенЫ
"бандерам".
Материнское горе правосудием отмеренным,
Проверенным
Приговорило "бандер" к высшей мере
(Душам их в ад открыло двери)-
Будет такое- верное дело,
Свинец вонзится в бандеровское тело-
Возмездье нашло, оно сумело.
Украина, одумайся, что ты делаешь-
Донбасса детскими смертями Бога гневаешь,
на себя палача кровавого ярлык вешаешь,
сатану этим тешишь-
отводи войска, искупай вину, грешная.
Интуиция шепчет голосом,
по наитию жаждет душа..
жабры чувств дышат
жарким холодом,
и в истоме застыли слова..
затуманилось утро раннее,
месяц видется из за туч..
сердце бьётся
и ждёт свидания
и стремится увидеть путь..
солнце всходит
и брызжит красками..
по преданиям, рождество
и колышит рябина веткою
и творится вокруг волшебство..
и безвременье в меру выросло,
тишиной в тишине разлилась..
и душа от любви беременна
и природа от чувств на сносях..
Вот вечер, затихая, пал,
Угасшим на колени.
На посеревший глянец стен
Слетелись тени.
И миг ушедшего «вчера»
Вдруг стал тягучим -
Стихи рождались из огня
Желаний жгучих.
В них буйство цвета по весне
Сменяло лето.
И захотелось остро мне
Вновь стать поэтом:
Чтоб бесконечной синевой
Светилось небо.
Закат разлился над рекой,
И пахло хлебом.
А звезды сыпались, как град,
Из мирозданья -
Успеть бы только загадать
Все – все желанья.
Хочу: чтоб не было войны,
Родным – здоровья…
Чтоб по ночам цветные сны,
Слетелись в изголовье,
Душа взмывала в вышину,
Рифмуя строчки,
Во тьме послушав тишину
Бессонной ночью.
А если дождик, то – стеной
В июльском зное.
Поплыть вдогонку за волной
С морским прибоем…
В лесу глядеть в огонь костра,
Петь хором под гитару.
И знать - уж, точно, никогда,
Не стану старой!
Впитать всем телом запах гроз
Весной в ненастье.
Смеяться если - так до слёз,
Рыдать... от счастья!
Дарить подарки просто так,
Не глядя в числа.
Навстречу делать первый шаг
И ясно мыслить.
Упрямо двигаться вперед
Без страха и оглядки.
И чтоб работалось взахлёб,
Любилось - сладко.
Рассветным утром в ранний час
С улыбкой просыпаться.
Как в детстве, верить в чудеса
И миру удивляться..
Сжав губы в тоненькую нить и зубы стиснув,
Сдавив в комок за пазухой Любовь,
Не дать слезам прорваться слишком близко,
Когда в висках, бушуя, пульсом бьется кровь.
Упрямо жить. Холодный сохранять рассудок.
Впитав всем сердцем режущую боль,
По битому стеклу, под градом пересудов,
Идя, играть самим же выбранную роль.
Узнать, что свод небес без Бога* – не утеха.
Тяжелой ношей давит, не щадя.
Понять: в погоне за людским успехом,
Поправ Любовь, ты потерял Себя.
Ночной порой, тоски удушье скинув,
Боясь сначала все опять начать,
Лицо измученное к звездам запрокинуть,
Глаза зажмурив, молча закричать.
Случайной встречи ждать, и в миг короткий
С надеждой трепетной отчаянно взглянуть.
И сделав шаг, на узкой ледяной ладони
Израненную Душу протянуть.
